К 200-летию Знаменского храма села Старая Кашира Специальный проект «Мой Знаменский храм»

Интервью сотрудников храма Александра и Нины Лужиных: 

«Куда иголочка, туда и ниточка» 

Александр, как вы оказались в нашем храме?

 Александр: В нашем храме я очутился по рекомендации Анатолия. Я ушёл на пенсию в 55 лет, и у меня было желание работать в храме. Мы с Ниной ходили в храм в Ситенке к отцу Николаю, и там познакомились с Анатолием. Сначала я три года проработал в Ситенке – тоже сторожем и кочегаром, там печное отопление. Потом меня сократили. И тогда же Анатолий сказал, что отец Тихон, которого только назначили настоятелем Знаменского храма, набирает людей на работу. После службы Анатолий представил меня батюшке, тот пообещал позвонить и всё не звонил. А на другую работу идти я уже не хотел. Потом отец Тихон позвонил, и я пришёл в сторожа. Храм только-только начали восстанавливать, начали только полы бетонные заливать. Я как раз попал на эти бетонные работы. Это февраль был, снег лежал. Когда начались службы в храме, возник вопрос, кто будет работать за свечным ящиком. И батюшка мне предложил: «Давайте вы будете и сторожить, и за ящиком работать?» А потом понадобился ещё сторож, и теперь уже я предложил батюшке: «Давайте возьмём Анатолия?» Батюшка согласился. С нами тогда ещё работали Марина Ахметова и Лена Байбакова. Лена была помощником настоятеля.

Работы перед открытием храма было много: красили колонны, стелили линолеум. К алтарю я тогда никакого отношения не имел, алтарником был Женя. Потом батюшка меня и в алтарь взял. Получилось многовато всего, и меня освободили из-за ящика. Алтарник – это не просто вышел со свечкой и всё. Нужно наводить порядок в алтаре, приезжать пораньше. Сегодня был в храме. Завтра служба – надо окно помыть.

А потом и Анатолий стал только сторожем, когда нас перевели на круглосуточный режим дежурства. Но я сейчас всё равно сутки не работаю – слишком сложно отдежурить сутки и потом идти в алтарь. Поэтому я дежурю только ночью, но батюшка хочет, чтобы и днём кто-то дежурил.

 Как вам далось освоение алтарного дела?

 Александр: С Божьей помощью. И с батюшкиной. Ничего не понимал, всё путал – когда кадило нести, когда свечку, мог сделать наоборот. Я ему даже говорил: увольте меня, пенсию зря не дают. Это и сейчас такое бывает: что-то мне заскочит в голову: а что сейчас делать надо? Ничего трудного, конечно нет, в алтаре, если ты соображаешь. Был бы я помоложе – нормально было бы.

 А получается ли молиться в алтаре? Ведь всё время нужно что-то подать или сделать.

 Александр: А это зависит от твоего молитвенного настроя, будешь ты молиться или не будешь. Можно там просто торчать, как мебель. Естественно, благодать близко. Батюшка сказал: «Самое высокое служение – стоять рядом с алтарём». В момент, когда происходит Таинство. В этот момент все в алтаре должны стоять на коленях, молчать и молиться. И потом, не так много у меня дел во время службы, чтобы они могли помешать молитве. Многие вещи выполняешь автоматически: руки делают, а голова свободна. Хотя иногда очень хочется выйти из алтаря, встать где-то в храме, стоять два часа и просто молиться. Когда я уезжал в отпуск, думал: вот теперь я здесь буду молиться. Но не получилось. Я там тоже попал в алтарь.

 А как вы научились читать Часы?

 Александр: Никак. Батюшка сказал: иди читай. И я пошёл. Мне дали часослов на русском языке, и я до сих пор по нему читаю. Я вышел и повторил за кем-то уже слышанные на службе интонации. До этого всё время читали певчие, но у нас проблема с транспортом, и когда в очередной раз задержался автобус, батюшка сказал: «Никого нет! Александр, идите читайте!» Я спрашиваю: «Что читать-то?!» Он показывает: «Вот!» Потом я у него спросил: «Ну как?» Он: «Нормально». И я стал постоянно читать Часы. И певчие обрадовались, что им теперь не надо бегом бежать с автобуса. С шестопсалмием было посложнее – там свечку ещё нужно держать, темно. А вот Апостол я ни разу не читал. Паремии читал, и на молебне, бывает, читаю, а Апостол на литургии ни разу. И закладывать его я не умею. Ещё цифры путаю церковнославянские. Когда мне икону на аналое поменять нужно, я на всякий случай беру с полки Закон Божий и сверяюсь – там все цифры напечатаны.

 А не страшно ли оставаться на ночь на территории храма?

 Александр: Когда ещё не было забора, приходили какие-то узбеки, кого-то искали, стучались в дверь… Кладбище рядом, никто понятия не имел, что здесь уже храм открыт – ходили все, кому не лень. Но страшно не было. Я ещё с армии запомнил: нельзя начинать бояться. Будешь реагировать на каждый шорох – постепенно дойдёт до ужаса. Если начнёшь бояться, то уже не остановишься. Страх нельзя в себя впускать.

 Что вам больше всего нравится делать в храме?

 Александр: Что батюшка скажет – то и делаю. Когда-то разовые работы выполняю. Надо сделать ступеньки – сделали. Мне читать нравится. По-церковнославянски. Я даже дома когда Псалтирь вслух читаю – чувствую, как мне язык этот нравится. Иногда я ничего не понимаю, но мне нравится, как звучат сами слова.

 Нина, а вы пришли, когда Анатолия перевели на сутки?

 Нина: Меня вообще отец Тихон хотел взять в часовню. Ждала батюшкиного решения, а он, когда перевёл Анатолия в сторожа, предложил мне работать в храме. Не то чтобы я туда рвалась – так получилось. В процессе перестановки. Я боялась, думала, что не справлюсь. До этого тоже была прихожанкой храма в Ситенке. Когда Александр уходил оттуда к отцу Тихону, отец Николай его благословил: «Иди, мол, к этому батюшке можно». То есть не к каждому батюшке он бы благословил уходить. А про меня он сказал: «Куда иголочка – туда и ниточка». Я сейчас там только пеку просфоры, а для остального свои сотрудники есть. Тот храм никогда не закрывался, он очень красивый и намоленный. А здесь привлекает другое. Здесь ещё много дел, и хочется помочь, чтобы этот храм засиял. Хоть крупиночку своей души вложить, денежку собрать за ящиком за целый день. Я где-то читала, что в таких разрушенных храмах, требующих восстановления, даже сильнее благодать бывает, чем в красивом отстроенном храме. И на самом деле это чувствуется.

Чувствуется, что наш батюшка очень ревностный служитель. Во время работы всё время держишь себя в тонусе: вдруг прозеваешь и свет вовремя не выключишь или свечку не потушишь. Всё надо успеть, и бывает очень напряжённо.

Какие моменты для вас самые напряжённые?

Нина: Вначале было трудно на отпеваниях и крестинах. Дело даже не в самих требах, а в оформлении бумаг. Нужно не перепутать, что и куда батюшке подать, и сделать всё вовремя. Даже для первого раза батюшка не делал снисхождения – требовал от меня так же, как если бы я здесь год уже отработала. «Что вы мне тут написали?» – спрашивает. А я и не знала ещё, что нужно имя писать не как в паспорте, а по святцам, то есть, например, не Юрий, а Георгий.

А что было самым трудным поначалу?

 Нина: Я вообще думала, что не смогу там работать. Всё ведь продавать надо. А я с деньгами никогда в жизни не общалась. Когда много народу – очень сложно, например, на родительские субботы, когда люди идут один за другим. Нужно успевать и правильно сдачу дать, и записать что-то. Коллектив у нас хороший, все мне помогали и помогают до сих пор. Кто на службу пришёл, даже просто помолиться – встают и помогают за ящиком. Мне вообще повезло – я всегда любила место, в котором работала, мне даже предлагали вернуться туда, где я работала до ухода на пенсию. Но в случае с храмом – повезло вдвойне. Может быть, это очень личное, но я порой ловлю себя на мысли, что работа в храме мне важнее, чем получение денег за эту работу.

 Какие у вас любимые обязанности в храме?

 Нина: Когда тишина, никого нет, и я убираюсь в храме. Молишься потихонечку и убираешься, остаёшься наедине со своими мыслями. И, конечно, хочешь, чтобы всё было чисто и блестело. Когда приходят люди, чаще всего спрашивают: «А что нам нужно сделать?» Это, в основном, те, кто сюда на кладбище приезжает. И им нужно объяснить, подсказать, помочь.

 О чём ещё спрашивают прихожане? 

 Нина: Спрашивают: «Что у вас тут делается?» Вздыхают: «Да, работы много ещё…» Я отвечаю: «Главное, крыша не капает – уже много». Купола есть – их видно издалека, и люди, которые даже просто мимо едут, заезжают. Это хорошо, что наш храм на дороге. Люди едут в какую-то дальнюю поездку, например, и могут заехать, поставить свечки и помолиться. Иногда заходят и говорят: «Я просто помолиться». Молодёжь приезжает. Очень радостно видеть, что люди обращаются к Богу и заходят в храм.

 В алтаре, оказывается, есть время для молитвы. А за ящиком?

 Нина: Бывают такие важные моменты, как Евхаристический канон, когда ставится табличка и всё – только молитва, у всех, даже за ящиком. В такие моменты, даже если у тебя будет очередь стоять – ты закрываешь ящик и всё внимание на службу. А в другое время приходится совмещать. Это ещё ничего. Вот когда начнут служить в передней части храма – мы вообще ничего слышать не будем. А сейчас мы полноценно на службе присутствуем. А ещё батюшка слышит каждый шорох за ящиком, когда идёт служба. Ты боишься слово произнести, чтобы не помешать, а люди что-то спрашивают, да, бывает, не слышат и ещё громче начинают говорить. А батюшка подойдёт после службы: «Громко говорите!», «Выключателем хлопаете!» А звук-то по своду идёт, отсюда и слышимость. Работа в храме всё время подтягивает, не расслабляет. Приходится всё время быть в тонусе.

  Чего вы ожидаете в первую очередь от восстановления храма?

 Нина: Чтобы хотя бы плесени не было, чтобы было сухо, чтобы иконы не портились. Иконостас хочется красивый. Я думаю, с батюшкиным талантом руководителя всё у нас будет.

Александр: Сначала мы мечтали о крыше. Теперь крыша есть. А поначалу нам в алтаре батюшка даже земные поклоны отменил: опускаешься на колени, а под тобой ковролин хлюпает. Вода по стенам текла.

А как вам вместе работается в нашем храме?

 Нина: Мы никогда раньше вместе не работали. Я знаю, что Александр мне откроет бутылку кагора для запивки, потому что я не умею его открывать. И нальёт воды в чайник из канистры. Отвезёт на службу и привезёт домой.

Александр: А Нина меня всю жизнь направляет в нужную сторону, подсказывает что-то всегда, напоминает.

Нина: Стихарь, говорю, грязный – возьми стирать! (смеётся).

Чем для вас наш храм отличается от других?

Александр: Когда что-то начинаешь с нуля, то относишься как к родному, и в храм наш идёшь уже как в родной дом. В Ситенке уже всё готово было, там всё только улучшали. А тут всё надо заново делать. И я чувствую, что я здесь нужнее.

Comments are closed, but trackbacks and pingbacks are open.